Чудовище во мне - Марго Эрванд

так много всего мне наговорил. Я устала от слов, – почти кричу я, пытаясь быть услышанной во внезапно разразившейся какофонии звуков: музыкальных аккордов, доносящихся откуда-то слева, воя сирен, долетающего откуда-то снизу, и, конечно, шума дождя, который продолжает хлестко стучать по натянутой ткани зонта. – Давай оставим все как есть.

– Я не могу тебя снова потерять.

– Я не твоя собственность. Никогда ей не была и не буду, – я дергаю руку, наконец, вырываясь из его тисков.

– Я хочу просто поговорить. Одна встреча.

Ник придвигается ближе. Свободной рукой он сжимает рукоятку зонта. Я заставляю себя посмотреть ему в глаза, прежде чем отказать. Но вместо этого каким-то не своим голосом отвечаю:

– Хорошо. Только эта встреча ничего не изменит.

– Поживем, увидим, – выдыхает Ник, широко улыбаясь, на щеках его появляются совершенно не мужественные ямочки.

Немного сутулясь, он делает шаг назад, пряча под курткой заметно помявшуюся коробку с ярким оранжевым логотипом пекарни. Что бы ни находилось внутри, едва ли оно переживет этот жуткий ливень. Я поднимаю глаза и вижу, как по лицу Ника снова начинают стекать дождевые ручьи. Он прикладывает ладонь козырьком ко лбу, продолжая смотреть на меня. Я знаю, что должна развернуться и молча уйти, я и так уже сказала много лишнего. Но вместо этого делаю шаг вперед и протягиваю ему зонт.

– Возьми, ты весь промок. Я уже на месте.

Едва его рука смыкается вокруг рукоятки зонта, как я быстро выбегаю под дождь и, преодолев расстояние в несколько шагов, тяну на себя входную дверь ресторана.

***

Я нахожу маму, сидящей за столиком у окна, и встречает меня она теплой обезоруживающей улыбкой. Я наклоняюсь и нежно целую ее в щеку в знак приветствия, вдыхая сладкий аромат ее парфюма, а также лака для волос, которым она щедро орошает свою голову всякий раз, когда выходит из дома. Мама отвечает мне поцелуем, и я чувствую легкое похлопывание ее руки у меня на спине, прежде чем выпрямляюсь и занимаю место напротив. Одного взгляда в окно становится достаточно, чтобы удостовериться в том, что у нашей случайной встречи с Ником был как минимум один неравнодушный свидетель.

А действительно ли эта встреча была случайной?

– Это ты снова подстроила, да? – спрашиваю я, бросая на колени салфетку. Это простое действие помогает мне не только занять руки, но и опустить голову, чтобы не пригвоздить маму свирепым взглядом.

– Ты пытаешься меня в чем-то обвинить? – вопросом на вопрос отвечает она, поднимая бокал с белым вином.

– Просто ответь на вопрос.

– Добрый вечер, вы готовы сделать заказ? – вклинивается в нашу беседу официант.

Бросаю беглый взгляд на меню, что лежит передо мной, хотя и без этого прекрасно знаю, что едва ли нарушу свои привычки.

– Мне, пожалуйста, луковый суп и салат с копченой курицей, – говорит мама, делая глоток вина.

– Салат с тунцом и лингвини маринара, а еще можно мне тоже бокал белого вина, – говорю я, передавая официанту меню. Он кивает, мгновенно удаляясь.

– Если ты спрашиваешь про Ника, то можешь не тратить зря время, пытаясь убедить меня в том, что он тебе не пара. За что ты продолжаешь себя наказывать? Ты же светишься рядом с ним.

– Даже так. А ты у нас эксперт по свечению?

– Джени, я ведь с тобой как со взрослым человеком говорю.

– Здорово, только в таком случае можешь это делать не с позиции родителя, а с позиции такого же взрослого.

Мама хмурит брови, после чего делает еще один глоток вина.

– Поговори со мной как с равной, – поясняю я. – Как взрослый человек со взрослым человеком.

– Снова какие-то твои идиотские приемчики?

– Нет. Я просто обратила внимание на нестыковки в твоих словах. Ты называешь меня взрослым человеком, но при этом отказываешься принимать мой выбор, отказываешься уважать мою позицию. А так обычно поступают авторитарные матери по отношению к своим детям, которые, как им кажется, не дотягивают до какого-то их внутреннего идеала.

– Что за глупости! – фыркает мама, отворачиваясь к окну.

– Действительно, не лучшее начало для пятничного вечера, – примирительно говорю я, улыбаясь. – Давай попробуем сначала.

– Только теперь начну я, – бойко соглашается мама, вновь глядя мне в глаза. – О чем вы говорили с Ником?

Я кусаю губу, качая головой. Глупо было ожидать, что она так легко сдастся.

– Если это что-то личное, конечно, не рассказывай, но…

– Между мной и Ником нет ничего личного, – перебиваю ее я резче, чем хотелось бы. – Между нами вообще ничего нет и быть не может. В сотый раз прошу тебя, забудь о нем. В одну реку не войти дважды.

– Вода камень точит, – парирует мама, салютуя мне своим бокалом вина. – Я тоже знаю поговорки.

Напряженное молчание нарушает появление официанта. Тарелки с ароматными блюдами и закусками, занимающие всю поверхность стола, точно невидимый мост, брошенный через зияющую между нами пропасть непонимания. Но верно говорят, во время еды даже собаку оставляют в покое.

Какое-то время мы молча наслаждаемся сочетанием вкусов, взрывающихся у нас на языках. Отправляя в рот первую ложку супа, мама блаженно закатывает глаза, и я замечаю, как уголки ее губ приподнимаются от наслаждения. Моя паста тоже весьма хороша, как и всегда, но все же не такая сочная и вкусная, как в прошлый раз.

– Ты мне не доверяешь, как прежде, да? – внезапно нарушает нашу благодатную тишину мама, промакивая губы бумажной салфеткой.

– Не поняла.

– До меня дошли слухи, что ты снова вернулась к работе с полицией. Не знаю уж, в каком статусе, но, очевидно, ты как-то участвуешь в поиске убийцы.

– Полагаю, слухи эти до тебя дошли не раньше прошлой пятницы, и ты все это время молчала? И кто после этого кому не доверяет? – парирую я, сделав внушительный глоток из своего бокала.

– Я хотела, чтобы ты сама мне обо всем рассказала, но ты молчишь, поэтому я спрашиваю.

– Ясно. Твой информатор ошибся, я просто встречалась со своим старым другом. И не надо делать такие глаза, мы просто друзья. Если в моей жизни что-то вдруг изменится, обещаю, ты об этом узнаешь первой, – говорю я, наблюдая, как мамины брови, секунду назад взлетевшие вверх от любопытства, медленно возвращаются на свои прежние места.

– Мне вчера звонил Винсент, – неожиданно говорит мама. – Они хотят приехать к нам в это воскресенье.

– Чего это вдруг? Он сам придумал этот дурацкий график посещений, так пусть соблюдает!

– Джени, он очень просил меня с тобой договориться. Он сказал, что у них для нас есть новость, – немного наклоняясь вперед, заговорщическим шепотом говорит мама. – Видимо, хотят официально сообщить, что мы скоро станем бабушкой и дедушкой в третий раз.

– Или же у них какая-то другая не менее важная новость, которая отчего-то не может подождать еще недельку, – скорчив рожицу, отвечаю я, накручивая на вилку новую порцию пасты.

– Вот в воскресенье мы и проверим, – улыбаясь, сообщает мама, выпрямляя спину и слегка задирая подбородок. – Спасибо, милая, что согласилась.

Я молча киваю, отправляя в рот очередную порцию лингвини. Все, что ни делается, – все к лучшему.

Глава 17

Оставшаяся часть ужина с мамой прошла в удивительно легкой и милой атмосфере. Так, как не бывало уже много лет. А потому если бы не вечернее ток-шоу с Синди Вуд, пропустить которое мне никак нельзя, я бы согласилась еще и на порцию мороженого.

Неделю назад, обращаясь к ней за помощью, я ни на что особо не рассчитывала. Она – телеведущая, известная на всю страну своим острым языком и бестактными вопросами, а он (гость, которого я предложила для ее очередного скандального эфира) – известный хирург, в чьем грязном белье охотно ковыряются не только детективы, расследующие трагическую кончину его приемного сына, но и клиенты, мечтающие отсудить у него внушительные